Кто бы мог подумать, что он наступит так скоро, - золотой век русского программиста. В конце 90-х годов прошлого века любой, кто знал, что такое рекурсия и деструктор, а главное, мог объяснить это по-английски, уже паковал чемоданы и стоял в очереди за визой. То был золотой век американского программиста. Надвигающаяся «проблема 2000 года» и бум доткомов требовали тысяч и тысяч новых программистов. Зарплаты росли как на дрожжах. Программистов не хватало, и их заманивали различными бенефитами. Хорошо помню описание одной вакансии на Dice.com году, этак в 2000. Требовался VB или VBA developer. Большая часть описания вакансии была посвящена «творческой атмосфере», удобному расположению офиса, обширной парковке, кондиционированию воздуха, бесплатным обедам, количеству сортов кофе в автомате, свободному графику, удобной мебели и большим мониторам, медицинским и пенсионным страховкам и т.д. и т.п. Только в конце, несколько строчек о том, какие собственно навыки требуются от кандидата. Читать все это по модемной линии 14 400, на 15’’ мониторе, в полуподвальном помещении отдела АСУП механического завода было мучительно больно. Америка, как гигантский пылесос выкачивала кадры из тощего и недоразвитого российского рынка ИКТ.
Все это кончилось ровно в один день - 11 сентября 2001 года. Въехать в Штаты стало практически не реально, 2000 год прошел, доткомы рухнули. Это была знаменательнейшая дата для российского программиста. 11 сентября – это та пробка, которой заткнули огромную сливную горловину, через которую вымывались мозги (и тушки) русских программистов. С этого дня бассейн под названием «рынок труда в сфере ИКТ» начал постепенно заполняться. Русский программист, как карп, неспешно нагуливал жирок опыта и знаний в стоячей воде этого бассейна.
А рынок тем временем рос. Из десятков факторов и тенденций, обеспечивших рост, я бы выделил два. Первый, это рост внутренней экономики. Компьютер из экзотики начал превращаться в обычный офисный инструмент. ERP внедрения «1С», «Паруса», «Галактики», а затем «Аксапты», SAP, Oracle стали исчисляться тысячами. Сменялись поколения систем. На смену поделкам на базе FoxPro и Clipper-а приходили новые поделки на базе SQL Server, Oracle и Delphi, а кое-где и J2EE.
Второй фактор – это outsource. После краха доткомов, уцелевшим, как панацею предлагали идею о снижении издержек путем передачи всего, что можно на аутсорсинг туда, где подешевле руки и мозги. Первая волна русских программистов, заброшенных на запад, сделала свое дело. Они создали брэнд русского программиста: этакого неразговорчивого типа (потому как язык не очень хорошо знает), который посмотрит на код, написанный в Berkeley, и перепишет его по своему, так что никто не поймет, но работать будет на порядок быстрее. Но это еще не все. Русский программист, которого смыло на запад первой волной, проложил мостки, по которым аутсорсинг пробрался в Россию. Поначалу это был не совсем аутсорсинг. Помню, еще в 2001 году я собеседовался в маленькую Новозеландскую фирму I********th на позицию программиста. В Минске, под прикрытием ЧП или кооператива, они открыли центр разработки, в котором было поначалу 6 человек. Через год, вся разработка их продуктов уже велась в Минске. А начиналось все с одного единственного русского эмигранта программиста, которого они взяли к себе на работу в конце 90-х. Таких примеров тысячи.
К 2005 году, практически всем, даже чиновникам, стало, наконец очевидно, что каким то непонятным образом этот чертов ИКТ растет и процветает как на дрожжах. Люди делают деньги абсолютно непонятным для российского бизнеса способом, не имея доступа ни к «телу», ни к трубе.
Под унылые разговоры о необходимости создания силиконовой долины или на худой конец российского Бангалора, где ни будь в подмосковных или ленинградских болотах, или в сибирской тайге, в Москве, сам по себе, вырос этакий силиконовый муравейник.
Подобно тому, как в конце 90-ых русский программист паковал чемоданы для отлета за океан, в 2005 он снова пакует чемоданы, но в кармане у него билет до Москвы в один конец.
Университеты продолжают обучать русского программиста как разлагать полиномы. А в тысячах больших и маленьких офшоров наконец научили русского программиста делать программы по требованиям, в рамках выделенного бюджета и в срок. И вот маховик закрутился. Вслед за маленькими филиальчиками западных компаний появились настоящие оффшорные «гиганты» типа EPAM и Luxoft. За ними потянулись крупные игроки: Intel, Motorola, Sun, HP начали открывать свои R&D центры в России. Золотой век русского программиста наступил.
Говорить о наступлении золотого века русского программиста позволяет и произошедший сдвиг в общественном создании. Профессия программиста стала престижной, она считается (и не без основания) высокооплачиваемой и перспективной. Дети и подростки мечтают стать программистами, как когда-то предыдущие поколения мечтали стать экономистами - юристами, а еще раньше физиками – космонавтами.
Бурный рост рынка породил жесткий дефицит программистских кадров. Подобно американским компаниям конца 90-ых, московские компании заманивают программистов прелестями своих удобных офисов, гибким графиком и медицинскими страховками. У многих компаний появились специальные релокационные программы. Теперь уже Москва, как гигантский пылесос, начала вытягивать кадры из регионов в свой «силиконовый муравейник».
Сегодня рынок труда в ИКТ это несбалансированный рынок - рынок продавца. Продавец - это программист, он продает свои знания и навыки. Он диктует правила игры. Это дает русскому программисту замечательные возможности. У студента программиста не болит голова о будущем трудоустройстве. Он выбирает из нескольких вариантов, каждому из которых позавидовал бы любой его коллега с другим профилем образования. За последние три года русский программист привык к постоянному повышению зарплаты. Русскому программисту, похоже, удалось в этой области реализовать первый
закон Мура - добиться удвоения зарплаты каждые два года. Если его работодатель не способен обеспечить этого, русский программист просто меняет место работы.
Итак, кто же он, типичный русский программист? У него университетский диплом и три года стажа. Он получает около $2000 в месяц и считает, что достоин большего. Он меняет работу каждые 18 месяцев, но он крайне привередлив в выборе работы. Он ориентирован на процесс, а не на результат, и поэтому у него сложные отношения с менеджером проекта или начальником отдела. Он читал Рихтера, Макконела и Фаулера. Он много времени проводит в форумах, где обсуждает способы синхронизации потоков или преимущества новой модели смартфона. У него есть Форд Фокус или Десятка на крайний случай.
Есть, конечно, и другие типажи. Например, программист 1С-ник. Это – низшая каста. Он много работает, но получает обычно меньше других. Он постоянно контачит с пользователями и поэтому знает, что им надо. Он мечтает бросить 1С и начать работать на плюсах или Java, но часто становится менеджером или внедренцем. Есть еще «провинциальный программист». От «типичного» отличается обычно более узкой специализацией, меньшей зарплатой и более скромными амбициями. Есть «эникейщик» - специалист на все руки. Исчезающий вид. Способен делать абсолютно все, но, к сожалению, с весьма посредственным качеством.
Есть студент-программист. Он умеет программировать на нескольких языках, знает алгоритмы сортировки, разлагает полиномы, но абсолютно не знаком с процессом производства ПО и современными архитектурными решениями, что делает его совершенно бесполезным на рабочем месте. Первые пол года зарплату ему платят авансом, в расчете получить от него отдачу в течение второго полугодия, пока он не уйдет искать более денежное место.
Что ждет русского программиста завтра? Долго ли продлится его золотой век? Трудно сказать определенно. Некоторые тенденции видны уже сейчас. Так закон Мура для зарплат, видимо будет сломан уже в ближайшее время. Оффшоры, которые занимают значительную долю рынка, практически уперлись в зарплатный потолок. Зарплаты, конечно, будут расти, но значительно медленнее. С другой стороны увеличится дифференциация в оплате труда. Более сложные проекты требуют более опытных и дорогих специалистов, однако, выйти на этот уровень смогут не многие.
То, что Московский «силиконовый муравейник» становится не самым лучшим местом для производства информационных продуктов и услуг, понимают и работодатели и работники. Русский программист, приехавший в Москву в 2004 году, через год купил в кредит квартиру у МКАД. Сегодня такой номер уже не проходит. А бизнес, тем временем, идет в регионы, что не может не радовать.
Крах доткомов оставил без работы многих программистов, и жестоко «подравнял» зарплаты. Крах «оффшоров» нам пока не грозит. Да и если бы грозил, растущий внутренний рынок легко проглотит высвободившиеся ресурсы.
Есть более серьезные угрозы благополучию российского программиста. Например, глубокие диспропорции в характере создаваемого продукта. Российский программист совершенно не производит системного и платформенного ПО. Операционные системы, базы данных, современные языки и платформы разработки создаются отнюдь не в России. Без этих вещей русский программист со своим прикладным ПО рискует превратиться в обычный персонал, обслуживающий бизнес, такой же, как бухгалтер или юрист. И это будет действительно закат золотого века русского программиста.
Возникнут ли силиконовые оазисы в Питере, Дубне или может в
деревне Глазово, где уже ничто не будет сдерживать мощный рост отечественных информационных технологий, и золотой век русского программиста продлится вечно в этих постиндустриальных анклавах компьютерной мысли?
А может развитие отрасли ИКТ пойдет путем потребления и адаптации импортных продуктов и сервисов и это станет концом золотого века?
Время покажет.
